Среди самых симпатичных героев «Капитанской дочки» (для меня, во всяком случае) -верный слуга Гринёва Савельич.

Он появляется в романе с первых почти строк – «с пятилетнего возраста отдан я был на руки стремянному Савельичу, за трезвое поведение пожалованному мне в дядьки». В руки гувернёра-француза Гринёв попадёт «на двенадцатом году», и практически сразу мы узнаём, что Савельич очень недоволен приездом нового воспитателя: «Слава Богу, — ворчал он про себя, — кажется, дитя умыт, причёсан, накормлен. Куда как нужно тратить лишние деньги и нанимать мусье, как будто и своих людей не стало!»

Не раз и не два помянет Савельич месье Бопре, обвиняя его во всех провинностях и бедах великовозрастного «дитяти». «А кто всему виноват? проклятый мусье. То и дело, бывало, к Антипьевне забежит: “Мадам, же ву при, водкю”. Вот тебе и же ву при! Нечего сказать: добру наставил, собачий сын. И нужно было нанимать в дядьки басурмана, как будто у барина не стало и своих людей!» Так будет он рассуждать после кутежа Гринёва с Зуриным. «Проклятый мусье всему виноват: он научил тебя тыкаться железными вертелами да притопывать, как будто тыканием да топанием убережёшься от злого человека! Нужно было нанимать мусье да тратить лишние деньги!» А это уже после дуэли…

Но за комичными подчас высказываниями скрывается прекрасный русский человек, искренне привязанный к своему воспитаннику. Он переживает за его здоровье. «Вот видишь ли, Петр Андреич, каково подгуливать. И головке-то тяжело, и кушать-то не хочется. Человек пьющий ни на что не годен... Выпей-ка огуречного рассолу с мёдом, а всего бы лучше опохмелиться полстаканчиком настойки. Не прикажешь ли?» -будет поучать он Гринёва, проснувшегося «с головною болью, смутно припоминая себе вчерашние происшествия», после попойки. «Господи владыко! ничего кушать не изволит! Что скажет барыня, коли дитя занеможет?» - переживает он, когда, приехав в крепость, Гринёв затоскует и ляжет спать без ужина.

Савельич станет невольной причиной ранения Гринёва – «вдруг услышал я своё имя, громко произнесённое. Я оглянулся и увидел Савельича, сбегающего ко мне по нагорной тропинке... В это самое время меня сильно кольнуло в грудь пониже правого плеча; я упал и лишился чувств». Сам он позднее будет сокрушаться: «Я причина, что ты был ранен! Бог видит, бежал я заслонить тебя своею грудью от шпаги Алексея Иваныча! Старость проклятая помешала». Может быть, кто-нибудь (только не я) и увидит здесь рисовку, но ведь старый дядька будет готов пожертвовать собой ради воспитанника и позднее: «Вдруг услышал я крик: “Постойте, окаянные! погодите!..” Палачи остановились. Гляжу: Савельич лежит в ногах у Пугачёва. “Отец родной! — говорил бедный дядька. — Что тебе в смерти барского дитяти? Отпусти его; за него тебе выкуп дадут; а для примера и страха ради вели повесить хоть меня старика!”» И действительно, в этот раз только его вмешательство спасает жизнь Гринёву. «А покачался бы на перекладине, если бы не твой слуга. Я тотчас узнал старого хрыча», - заметит Пугачёв.

Верный старый слуга всюду будет следовать за своим господином. Он отправится вместе с ним выручать Машу: «Что ты это, сударь? — прервал меня Савельич. — Чтоб я тебя пустил одного! Да этого и во сне не проси. Коли ты уж решился ехать, то я хоть пешком да пойду за тобой, а тебя не покину. Чтобы я стал без тебя сидеть за каменной стеною! Да разве я с ума сошел? Воля твоя, сударь, а я от тебя не отстану», - и, не поспевая за хозяином будет кричать ему: «Потише, сударь, ради Бога потише. Проклятая клячонка моя не успевает за твоим долгоногим бесом. Куда спешишь? Добро бы на пир, а то под обух, того и гляди… Петр Андреич… батюшка Петр Андреич!.. Не погуби!.. Господи владыко, пропадёт барское дитя!»

И вот тут – ещё одна черта, возвышающая Гринёва: ведь он сам сумел миновать посты пугачёвцев около Бердской слободы, но «бедный старик на свой хромой лошади не мог ускакать от разбойников. Что было делать? Подождав его несколько минут и удостоверясь в том, что он задержан, я поворотил лошадь и отправился его выручать». Гринёв в этот момент, конечно, не мог и предположить, что именно это происшествие и поможет ему.

Я уже писала, как Гринёв сумеет убедить Савельича оставить его в отряде, чтобы отвезти Машу к его родителям. Но последнее упоминание о верном слуге – он сопровождает Машу в Петербург: «насильственно разлучённый со мною, утешался по крайней мере мыслию, что служит наречённой моей невесте»

Гринёв, говоря о Савельиче, процитирует снова так любимого Пушкиным Фонвизина, который писал:

Любезный дядька мой, наставник и учитель,

И денег, и белья, и дел моих рачитель!

В романе использована лишь вторая строка, но думаю, что для характеристики Савельича цитата нужна полностью. Савельич действительно «рачитель»: он зорко следит за барским добром. Он будет (по-своему, конечно) уговаривать Петрушу не платить Зурину: «Свет ты мой! послушай меня, старика: напиши этому разбойнику, что ты пошутил, что у нас и денег-то таких не водится. Сто рублей! Боже ты милостивый! Скажи, что тебе родители крепко-накрепко заказали не играть, окроме как в орехи...» Он будет упорно сопротивляться стремлению Гринёва вознаградить «вожатого», а потом не раз и не два горестно вздохнёт: «Заячий тулупчик совсем новёшенький; а он, бестия, его так и распорол, напяливая на себя!» И смягчится только, уезжая с Гринёвым и спасённой Машей из Белогорской крепости, когда скажет Пугачёву: «Спасибо, государь, спасибо, отец родной! Дай Бог тебе сто лет здравствовать за то, что меня старика призрил и успокоил. Век за тебя буду Бога молить, а о заячьем тулупе и упоминать уж не стану».

А раньше не побоится предъявить «реестр барскому добру, раскраденному злодеями», куда включит и пресловутый «заячий тулупчик, пожалованный твоей милости на постоялом дворе, 15 рублей», объясняя всё очень просто: «Я человек подневольный и за барское добро должен отвечать».

И вместе с тем Пушкин показывает и чувство собственного достоинства этого крепостного человека. Привыкший повиноваться во всём, он, получив гневное письмо от старшего Гринёва, возмущённого, «что посторонние принуждены уведомлять» его о «проказах» сына, с угрозой «Я тебя, старого пса! пошлю свиней пасти за утайку правды и потворство к молодому человеку», - ответит даже с достоинством: «А я, не старый пёс, а верный ваш слуга, господских приказаний слушаюсь и усердно вам всегда служил и дожил до седых волос». И хотя в письме будет и «кланяюсь рабски», и «верный холоп ваш Архип Савельев», но будет и попытка вступиться на Гринёва: «А что с ним случилась такая оказия, то быль молодцу не укора: конь и о четырёх ногах, да спотыкается».

И cнова Гринёв, подозревавший, что именно Савельич сообщил родителям о его ране, будет вынужден просить прощения у старого слуги: «Очевидно было, что Савельич передо мною был прав и что я напрасно оскорбил его упрёком и подозрением. Я просил у него прощения; но старик был неутешен. “Вот до чего я дожил, — повторял он, — вот каких милостей дослужился от своих господ! Я и старый пес, и свинопас, да я ж и причина твоей раны?”»

**************

Многие годы живёт предположение, что, создавая образ Савельича, Пушкин вспоминал своего верного дядьку Никиту Козлова. Так это или нет, мы, наверное, не узнаем никогда. А вот о самом Никите ещё поговорим…

Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.

«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь

Навигатор по всему каналу здесь